Вячеслав Александрович (в оригинале ошибочно Михайлович) Матвиевский (в оригинале ошибочно Матвеевский) — художник, мастер пейзажа. Но в трудовой книжке у него никогда не было соответствующей записи, да и быть не могло: работал Вячеслав Александрович всю жизнь на металлургическом заводе, сталеваром, и от мартеновской печи к мольберту не отходил. Каким же образом из-под его кисти появляются красивейшие и живые картины — изображения уголков нашей природы? Оказывается, изначально школа всё-таки была, и хорошая школа.
Ещё в далёком 1954 году, будучи школьником, Слава Матвиевский окончил студию изобразительного искусства при Дворце культуры имени Лепсе. И учитель у него был хороший — настоящий, профессиональный художник Николай Андреевич Вдовин. В изостудию к этому педагогу тогда ходили ребята, из которых позже выросла плеяда известных выксунских художников: Виктор Мясников, Владимир Ардабьевский, Богдан Гельц, у него учились Константин Белоусов и Николай Щёткин.
— Все тогдашние ученики студии, ставшие впоследствии профессиональными художниками, занимались у Вдовина, — утверждает Вячеслав Александрович. — А больше было не у кого — он был единственный на всю Выксу, да и преподавать умел. Группа наша насчитывала человек двадцать — большая, так мы все до единого ходили в ДК с удовольствием, нам было очень интересно заниматься. Получалось, что и познавательно: уроки были незабываемые — и в студии, и на этюдах. Мы учились основам всех направлений живописи — пейзажа, портрета, натюрморта. Рисовали не только карандашом и акварелью, пробовали маслом.
Выходы на этюды в воспоминаниях Вячеслава Александровича — моменты незабываемые. Рисовали и в парке, и на пруду, и на лесных опушках. Но самыми незабываемыми были походы по реке — дней на десять-пятнадцать, с созерцанием прекрасной природы, малиновых закатов на Оке и, конечно, с перенесением всей этой красоты на листы бумаги.
Каким образом перебирались с места на место? Тогда было просто — Дворец выделял автомашину, юные художники вместе с учителем ехали на ней до Шиморского, а в Шиморском их уже ждала лодка с мотором, она и доставляла ребят до нужных местечек. Ночевали где придётся — на речных причалах, в лодке, просто на берегу, но, наверное, в этих ночёвках и была особая прелесть речных походов. Домой возвращались с кучей эскизов и массой впечатлений.
Именно тогда юный художник Матвиевский научился открывать для себя мир, воспринимаемый пока ещё по-детски. Но впечатления детства проснутся в нём лишь много лет спустя и не дадут художнику покоя. Он вновь увидит красоту родных мест и уже больше не захочет расставаться с ними.
А тогда, в пятидесятых, после завершения учёбы в изостудии он не поедет, как другие, поступать учиться на художника в другой город. Он останется здесь, окончит металлургический техникум и поступит на работу в мартеновский цех металлургического завода. И ежедневно будет видеть
другие картины — варки и разливки стали, но видеть их въявь, и почему-то вовсе не стремиться перенести их на бумагу. Наверное, всё-таки это была не его красота, не для его души как художника. Это была его работа.
Многие из нас, сконцентрировавшись на работе и доме, забывают о своих увлечениях, которыми когда-то буквально жили. Жизнь ставит другие задачи, и человек начинает работать уже над их решением. Работа, семья, две подрастающие дочери — уже это было главным в жизни Вячеслава Матвиевского. И, надо сказать, к этому главному он отнёсся весьма ответственно — ушёл на заслуженный отдых из мартеновского цеха, ни разу не сменив профессии, жена, Лидия Семёновна, до сих пор его самый верный друг и помощник, дочери выросли, вышли замуж, уехали из Выксы, но к родителям относятся с большой любовью и уважением.
Уход на пенсию, 90-е годы… Вот когда можно вспомнить, что в детстве ты рисовал, и рисовал неплохо. Тем более, что живопись в Выксе неожиданно стала популярна — в выставочном зале только что отреставрированного музея истории металлургического завода одна за другой стали разворачиваться выставки выксунских художников, в числе которых были всё те же Белоусов, Мясников, Ардабьевский, Гельц… Звучали имена и более молодых — Валентина Крёкина, Владимира Вдовиченко и других.
Конечно, он ходил на эти выставки, смотрел пристально на работы. Стал думать всё чаще и чаще: может, всё-таки попробовать снова? А почему бы нет?
Уже первые его картины, написанные после долгого перерыва, сказали: всё получается. Рука по-прежнему неплохо владела кистью, и кисть оказывалась своей, неповторимой. И тогда захотелось писать, писать, писать…
Вначале трудно было чувствовать себя «в своей тарелке» — наоборот, после долгих лет перерыва он осознавал: не вполне тонко чувствует цвет, не так точны мазки краски на холсте… Значит, стоило больше работать, чаще выходить на этюды, набивать руку.
Выходил по возможности чаще. Пока ещё не рождённые картины уже стояли перед глазами, и хотелось увидеть в натуре, чтобы зафиксировать на набросках, их главные моменты. И вот на листах бумаги уже появляется главная аллея парка, осенние липы, беседка вдали…
Но он уже видит перед собой большую картину, где последние, уже неуверенные солнечные блики играют на охристой листве, где улавливается притихающая жизнь природы. Художник тихо перебирает цветовые аккорды. Они то сливаются, перемежаясь, то беззвучно вторят друг другу. Есть здесь что-то и неродившееся, лишь грезящееся, пока размытое, неясное, но уже готовое родиться…
И вот уже картина запела — к художнику пришло особое ощущение цвета. Оно передаётся в его картине тончайшими переходами и одновременным преобладанием золотистого колорита общего приглушенного тона — это ненавязчивый мотив осени.
Картина сегодня находится у художника дома. А рядом с ней — виды всевозможных местечек природы в самом разнообразном одеянии «по сезону»: кипуче-зелёные — летом, прозрачно-белые — зимой, и так далее. Видов много — будь то лужайки в лесу, речные изгибы за крутыми берегами, очертания деревеньки за полем, укромные уголки Верхнего пруда…
Вдруг неожиданно сиреневым факелом вспыхивает букет сирени — как живой… Сколько картин, и ни в одной нет неясности, наоборот, можно только любоваться тонким видением художника. В каждом полотне выстроен определённый, но неповторимый колорит в пределах одного цвета, присутствует тональная успокоенность, внутренняя постепенность движения в природе и неброскость его проявлений.
Знаете, как это называется? Это называется видеть и слышать природу и суметь передать её цвета и звуки на холст. Манерой письма, направленностью творчества, способом видения мира. То есть в художнике живет душа тонко чувствующего красоту человека. А это уже первый признак того, что он — профессионал.
Может быть, то, что я сейчас написала, всего лишь красивые слова. Но это — моё видение его творчества. Нужно ли оно Вячеславу Александровичу? Может, да, а может, и нет. Скорей всего, ему и интереснее вновь оказаться где-нибудь на берегу пруда или Оки и набрасывать на лист бумаги новый эскиз, в котором он уже будет видеть новую картину…
Наталья Сынкова
Газета «Провинциальная хроника» от 10.09.2012